Василий Головачев - Реликт (том 2) [Книги 4–6]
Словно в ответ на слова ксенолога, из черной грани мертвого чужанина выпрыгнул брошенный ученым камешек и едва не попал в Шадрина, Железовский проследил за его падением, шевельнул бровью:
— Он что же, вылетает с той же скоростью, с какой был запущен?
— Практически с той же. Словно летит в вакууме метров шестьсот, не подчиняясь земному тяготению. Однако некоторые камни не возвращаются, зато вместо них мы ловим слабые вспышки гамма-излучения.
— Любопытно. Как вы это объясняете?
— Идеи есть, — Савич с легким замешательством пошевелил пальцами. — Но они несколько экстравагантны… если не сказать резче. Ксенологи, например, начисто с ними не согласны. Одно пока стало ясно: чужане совсем не то, что мы о них думали. Железовский хмыкнул.
— Темните вы что-то, уважаемый.
— Ничуть, просто привык опираться на факты или хорошо просчитанный эф-прогноз, прежде чем выносить гипотезу на обсуждение.
— А как вам удалось выключить их маскирующий генератор?
— Он выключился сам, видимо, иссяк источник энергии. Железовский в задумчивости пошел вокруг чужого сооружения с мертвыми чужанами, остановился перед полоской ползучих растений темно-серого, почти черного цвета, нагнулся и потрогал.
— Это их флора?
— Нет, — ответил Шадрин, забегавший то слева, то справа от комиссара, успевающий следить за обстановкой, говорить по рации сразу с тремя абонентами и перекинуться парой фраз с исследователями «маяка». — Это дремлик марсианский, разве что потерявший свой голубой цвет. А вот это берегень седой, а дальше — шерстонос ядовитый. — Шадрин показал на колючку фиолетового цвета с широкими дырчатыми листьями. — Больше здесь ничего не растет.
Железовский покосился на него заинтересованно, но сказал только одно слово. — Возвращаемся.
Уже у куттера он вспомнил о Савиче:
— В двадцать три до средне-солнечному жду вас на «Перуне» с материалами. — Ответа комиссар не ждал. — Что ты об этом думаешь? — спросил он спутника, когда они были уже в воздухе.
— Темно, — односложно ответил Шадрин, который ни минуты не мог просидеть спокойно, находя работу для рук, ног и тела. Со стороны казалось, что он нервничает, на самом деле то была врожденная манера поведения, а хладнокровия у грифа безопасности Юры Шадрина хватило бы на троих.
Железовский покосился на него и буркнул в усик рации: группе Дюлы сегодня же перенести чужан в бункер со спецзащитой в Такла-Макан. Императив — «модерато».
— Принято, — донесся голос дежурного инка Марсианского центра. — Вам только что пришло сообщение по «треку»: на трассе Гиппарх-Солнце появилась эскадра чужан.
— Как? — не понял комиссар, — Эскадра? Они что же — идут строем?
— Выражение применил для образности, — поправился инк. — Такое количество чужанских кораблей наблюдается впервые — более десяти тысяч.
— Сколько?! — переспросил Шадрин, впервые превращаясь в статую: он тоже был включен в постоянную оперсвязь.
— Более десяти тысяч, — терпеливо повторил дежурный. — Впечатление такое, будто роиды вылетели приветствовать дорогого гостя — Конструктора.
— По охранной зоне иксоида — «три девятки!» — отреагировал Железовский, увеличивая скорость куттера. — Всему исследовательскому флоту очистить зону до особого распоряжения и следовать колонной в кильватере иксоида на расстоянии в две единицы.
— Начальник погранотряда в зоне иксоида уже дал такую команду.
— Молодец Демин, быстро ориентируется, — сказал Шадрин.
— Председателям СЭКОНа и Совета безопасности прибыть на «Перун» через два часа.
— Принял, — отозвался дежурный.
— Найдите по связи проконсула ВКС Грехова, пусть тоже прибудет на спейсер.
— Принял.
— Кобре-два погранотряда Демину: я буду у него через сорок минут. Без меня ничего не предпринимать.
— Чтоб я сдох! — произнес Шадрин хладнокровно. — Это больше похоже на подготовку к массированной атаке, а не на встречу с хлебом-солью.
Железовский представил тысячи чужанских кораблей, идущих строем, сплетающихся в неповторимый зловещий узор атакующей колонны, и ему показалось, что он слышит крик чужан, крик устрашающий и завораживающий, слагающийся из рычания зверя, пения ангелов и рокота боевых индейских барабанов, способный ужаснуть слабых и предостеречь мудрых, звучащий отовсюду и ни откуда конкретно, и впервые в жизни комиссару захотелось быть просто зрителем этой феерической картины, а не главным действующим лицом.
Пора уходить на покой, подумал он без привычного тоскливого ощущения потери, трезво и спокойно. Догмат эмоциональной напряженности не проходит даром даже для интрасенсов, а я давно исчерпал свой запас душевного равновесия. И Забава почувствовала это, иначе не осталась бы у меня…
Железовский подавил поднявшуюся было к глазам волну соленой влаги, подумал с неудовольствием: этого еще не хватало! Кличка «роденовский мыслитель» — еще куда ни шло, но «плачущий мыслитель» — это уже нонсенс. Хотя никто не знает, что последние годы я держался в службе исключительно благодаря умению выделять ситуации, действительно требующие максимального напряжения и собранности… Вот почему я привязался к Ратибору — он тоже умеет расслабляться и драться до последнего, когда этого требует реальная обстановка. Где же ты застрял, сынок?..
* * *Чудовищная, невообразимая по масштабам метель мела наискось по центральному полю обзорного виома, и не было ей ни конца, ни края! «Снежинки», каждая размером в три километра и больше, имели неповторимый узор, и по их сложным телам катились волны желтого свечения, искажая очертания, превращая их в пульсирующие световые бакены или маяки, предупреждающие всех встречных неведомо о чем.
Конечно, глаз почти сразу узнавал в этих конструкциях ставшие обычными, с нерегулярным рисунком выступов и впадин, асимметричные обводы чужанских кораблей, но на сей раз странная траурная иллюминация заставляла людей снова и снова вглядываться в бесконечную мигающую колонну чужих космолетов, прикидывать их намерения и мощь.
Колонну сопровождали несветящиеся корабли, похожие на древесные комли, грибы-сморчки или трутовики, на морские раковины, но их было мало, по подсчетам наблюдателей — от силы два десятка. На людей, их запросы и попытки контакта чужане не обращали внимания, а через два часа похода — с момента обнаружения — колонна остановилась и стала превращаться в стенку толщиной в один «кирпич» — корабль.
Когда на «Перун» прибыли Боянова и Баренц, стенка, вернее, решетка, была уже выстроена, и располагалась она точно на пути следования иксоида с предполагаемым внутри Конструктором. До подхода иксоида к этому району оставалось не более полутора часов.
